Лекция и ответы на вопросы в Эдинбургском университете 1 октября 2014 г.

Я из России, и буду говорить о проблемах развивающихся рынков и России. Россия – хороший пример трансформации экономики из нерыночной в современную экономику. Россия относится к группе развивающихся стран. Эта группа стран сейчас имеет очень хорошую динамику. Если понимать их проблемы, то мы будем знать, что будет с мировой экономикой в ближайшие 30-40 лет. Глобализация ускоряет использование современных достижений техники, организации, менеджмента. Очевидно, этот процесс будет неровным, и иногда будет сопровождаться торможениями, изменениями для развивающихся стран.

Прошлый год стал особым для развивающихся государств, в мировом ВВП они превысили 50%, и продолжают достаточно быстро расти. Средний темп роста развивающихся стран за пять лет до кризиса составлял 7,6%, за пять лет после кризиса – около 5,7%. В развитых странах в последние пять лет он составлял всего 1,9%. Балансы бюджетов развивающихся стран ухудшились за пять последних лет на 2,6%, в развитых странах в среднем ухудшились на 3,1%. В развивающихся странах инфляция как до кризиса, так и сейчас остается на уровне примерно 6% в среднем, это сохраняет высокие ставки на их рынках для кредитов и, конечно, сдерживает рост. Он мог быть еще больше.

В чем потенциал роста этих стран? Во-первых, действительно устойчивый рост спроса и укрепление развитых экономик до кризиса. Для России это было тоже хорошо, потому что она поставляла нефть и газ на эти рынки. Во-вторых, для этих стран стали более доступны технологии и новые лучшие практики. В-третьих, улучшился доступ к мировому рынку капитала. В-четвертых, оставалась низкой стоимость рабочей силы, при этом модернизация обеспечивала повышение производительности. В-пятых, укреплялись институты рынка, эти страны присоединялись к международным правилам, к международным стандартам, это повышало доверие инвесторов. В-шестых, эти страны имели низкий уровень долга и, тем самым, достаточную платежеспособность. Они отличались большим уровнем сбережений, которые помогали инвестициям, и низким уровнем потребления.

Вот это обстоятельство - высокие сбережения и низкий уровень потребления, создало серьезные вызовы мировой экономике. Профицит платежного баланса сложился на стороне развивающегося рынка, а дефициты платежных балансов – на стороне развитых рынков. Последние меньше сберегали и больше потребляли. Это то, что мы называем глобальный дисбаланс. Поэтому развитые страны имели хорошие рейтинги, они много заимствовали. Россия была, например, нетто-кредитором развитых стран. Но долги развитых стран подошли к весьма критическому уровню. Мы можем сегодня однозначно сказать - развитые страны имеют чрезмерный долг, сегодня он достиг 106% их ВВП, за период кризиса он вырос на 70%. Еще раз уточню, он прирос на 70%, то есть добавилось к прежнему долгу 30% ВВП развитых стран.

Вы помните, в какой-то момент такой долг в Европе поставил под сомнение существование евро. В Греции он сегодня 174% ВВП, в Италии и Португалии – больше 130%. Его величина в США уже превышает 100%. И только в прошлом году рост долга Евросоюза остановился. Величина долга Великобритании – 91% ВВП. Как вы думаете, это мало или много? Это ужасно много. Это ставит под сомнение темпы роста Великобритании. Сейчас в Британии идет спор - лучше делать более строгой политику бережливости или стимулировать экономику? Я отношусь к тем министрам финансов, которые за умеренность и бережливость. Эта политика приносила плоды. В общем, я в целом поддерживаю министра финансов Великобритании господина Осборна. Если будут вопросы, я потом на них отвечу.

Но самое главное, что мы забыли важное правило – если экономика растет успешно, как это было до кризиса, то долг нужно уменьшать. Если его увеличивать, то, когда создаются проблемы в кризис, его придется снова увеличивать. Но когда же тогда мы будем его снижать? Развитые страны забыли очень важное правило, что в период успешного роста, больше 2-3%, нужно снижать долг. Как бывший министр финансов, я вам скажу, что дело не только в том, чтобы об этом знать, важно знать еще, что политическая ситуация должна это позволять. Премьеры и президенты часто популисты, любят чем-то угодить своему электорату. Министры финансов должны быть всегда рядом. Как-то я посетил офис премьер-министра Великобритании, когда еще был в правительстве России. Это известный адрес, Даунинг-стрит, 10. Я увидел соседнюю дверь, Даунинг-стрит, 11. Это дверь министра финансов. Их офисы соединены. Обычно по телевизору показывают только офис премьер-министра, но вы должны знать, что всегда есть офис на Даунинг-стрит, 11.

Соответствующий долг развивающихся стран составляет всего 36%. В Китае – 26%, в России – 12%. В 1998 году в России был кризис и был дефолт, рубль упал в три раза к доллару, и долг России стал 140% ВВП. В этот момент я пришел в министерство финансов в качестве первого заместителя. В 2000 году стал министром. На сегодня долг 12%, и больше никто не думает, что в России может быть дефолт. Эти случаи нас многому научили.

Россия относится в своей истории последних пятнадцати лет к успешным странам. Этот период я бы мог отнести к лучшим чертам развивающихся экономик. Россия уникальна, она находится и в Европе, и в Азии, у нее уникальный природный потенциал, отличные человеческие ресурсы. Наследие Советского Союза включает высокий уровень образования, технического развития в некоторых сегментах рынка. Но до 1992 года рынка в России не было, это был Советский Союз, все экономические решения принимались государством, все цены устанавливались государством, предприятия не должны были конкурировать, менеджмент не имел навыков работы на рынке. Это было 23 года назад, и вот мы видим, что произошло за этот срок.

Первые 10 лет были особенно тяжелыми, переход к рынку осуществлялся хаотично, старая структура экономики менялась, многие предприятия оказались неконкурентоспособными. ВВП России за 90-е годы сократился на 40%, это очень много. Мы это пережили, это как бы плата за обучение рынку. Еще не было законов, которые могли бы регулировать рыночную экономику.

Часто спрашивают, может было неправильное управление? В 1991 году распался СССР и распались все системы управления, самое главное – плановая система, органы управления плановой экономикой.

Помню, я пришел работать в мэрию Петербурга в 1991 году осенью. Еще были госцены, но уже план не работал, и город просто не снабжали продовольствием. Я составлял списки продукции предприятий, чтобы ездить и обменивать ее на продовольствие. В этот момент не было другого решения, кроме как сделать цены свободными, чтобы наконец начали выстраиваться рыночные пропорции, реальная стоимость товаров. Инфляция в первый год, в 1992 году, составила больше 2000%, еще в течение трех лет она была больше 400%.

В 2000 году президентом России стал Владимир Путин, я стал министром финансов. Мы начали системно строить рыночные институты. В 2004 году Евросоюз и США признали за Россией статус рыночной экономики. Рыночной экономике России десять лет, но к ней часто предъявляют требования как к развитой. Вместе с тем, видно, что даже с 2000 года по сегодняшний можно много что успеть сделать.

Да, России помогли высокие цены на нефть и газ. Если с 1992-го по 1999 год РФ продала нефти, газа и нефтепродуктов на 200 миллиардов долларов, то за с 2000 года по 2011-й Россия продала их на 2 триллиона. ВВП России с 2000-го по прошлый год вырос на 93%, почти удвоился. ВВП на душу населения за этот период вырос с 5000 до 18000 долларов на человека. Мы перешли в группу стран со средним уровнем доходов.

Мы внедрили много законов о рынке, о защите собственности, о налогах. Прямые иностранные инвестиции достигали 50 миллиардов долларов в год.

В 2006 году Россия сняла ограничения на движение капитала. Наш рубль стал конвертируемым. Это была русская мечта. В Китае и в Индии нет конвертируемой валюты. В Китае, может быть, и будет лет через семь-десять, и юань тогда будет серьезной мировой валютой, но пока нет. С нашим рублем сегодня можно более свободно работать и инвестировать в Россию.

До кризиса у нас средний темп роста за восемь лет был 7,1%. Это немало, и мне приятно, что в мое время в качестве министра был такой высокий рост. И часто мне говорили: «Нефть вам помогает». Я отвечал: «Да». Но я всегда говорил, что все эти деньги тратить нельзя. Мы создали Стабилизационный фонд, в который стали забирать значительную часть этих денег. И многие до сих пор не понимают, зачем это. Может быть, надо было их тратить, и рост был бы не 7, а 10%? Но когда был такой приток валюты, рубль быстро укреплялся, и он укрепился с 2000-го по 2013-й год на 69% – это я называю укреплением среднего эффективного курса. К доллару рубль укрепился в 2,3 раза. Это означает, что только из-за курсовой разницы все импортные товары из долларовой зоны стали стоить на 60% дешевле, и импорт стал сильно расти, а внутреннему производству стало сложнее. Это те самые элементы "голландской болезни". Вот почему нельзя все эти деньги тратить. Хотя мы их частично тратили, что-то не удавалось удержать от трат. Многие считают, что мы создавали подушку безопасности для того чтобы, когда упадет цена на нефть, нам было легче. Это тоже важная цель, но главное – сдержать укрепление валюты и поток импорта. Они создали серьезные проблемы для российской экономики, но в целом мы удерживали высокие темпы роста.

Китай еще жестче проводит в этом смысле политику, он просто удерживает курс, чтобы он не укреплялся или укреплялся не намного. За последние лет пять китайский юань укрепился чуть больше 20%. За последние два года Китай увеличил свои резервы на 2 триллиона долларов, чтобы не укреплять юань. Вот почему не всегда нужно тратить нефтяные деньги.

Что сейчас мешает иметь более высокий рост? Импорт у нас вырос, и сейчас составляет 350 миллиардов долларов. Остались слабыми, еще недостроенными институты рынка, так как если есть деньги, то можно всегда какую-то проблему решать за счет повышения финансирования, а не за счет того, чтобы трудиться над эффективностью. Рост зарплат опережал рост производительности. Правительству хотелось давать больше социальных трансфертов и пособий, и тем самым обязательства сильно росли.

Когда я стал министром финансов, цена на нефть была 20 долларов за баррель, и когда она через год стала 23, я думал, что теперь мне повезло, мы решим все проблемы. В прошлом году она составила 107 долларов, а мы еле удержались от дефицита бюджета. Но уже сейчас она снижается, в позапрошлом году была 110, а сейчас – около 93-94. Но мы-то привыкли жить при такой высокой цене, и теперь нужно готовиться к каким-то новым вызовам.

Средний рост ВВП в России за последние пять лет после кризиса составляет 2,8%, а раньше это было 7%. В этом году будет всего полпроцента. То есть мы имеем какие-то проблемы, которые должны четко идентифицировать.

Схожие вызовы возникли для многих стран, в целом идет замедление роста. Для России до кризиса очень важен был быстрый рост спроса, который толкал производство, сейчас он растет минимально, нет этой дополнительной денежной подпитки. Стоимость рабочей силы и необходимость социальных расходов - пенсионных, других страховых - стала слишком высокой.

Россия попала в ловушку средних доходов, сейчас это популярный термин, и это тоже нас коснулось, когда есть сравнительно высокий уровень жизни, и нет достаточных мотивов повышать производительность труда. Издержки высокие, потому что высокая зарплата, а производительность не соответствует зарплате. Если добавить сюда высокие издержки и низкую эффективность энергетических тарифов, высокие издержки на транспортные расходы, потому что инфраструктура еще недостаточна, плюс коррупционный налог, или просто неэффективную бюрократическую систему управления - первое, второе, третье - то оказывается, что наша продукция неконкурентоспособна. И даже если рубль не будет укрепляться и это не будет ухудшать наше положение, мы все равно не на коне.

Перед всеми развивающимися странами стоит проблема усиления конкурентоспособности. Обозначу несколько мер, которые Россия должна осуществить, чтобы решить ее. Первое, структурные проблемы. У нас по-прежнему большая доля госсектора. Там, где госсектор, там административный ресурс, там меньше конкуренции. У нас по-прежнему большие субсидии убыточным, неэффективным предприятиям, почти 4% ВВП. Не хочется закрывать предприятия, там работают люди. Нет селекции эффективных и неэффективных. Социальные расходы растут, а расходы на инфраструктуру – нет, недостаточно инфраструктуры. Много монополий, у нас их называют естественными монополиями, это поставщики электроэнергии, газа или железная дорога. Их нужно реформировать, допускать туда больше рынка и больше свободы.

Инфляция должна быть не 6%, или, как будет у нас в этом году, 7,5-8%, а 3-4%. Это снизит ставки на рынке кредитования. Поэтому для нас сейчас очень важно ввести таргетирование инфляции и плавающий курс. Нужно развивать опережающе сектор услуг, проектирования, информатики, связи. В современной структуре производства доля этих секторов важна, потому что она улучшает качество производства промышленных отраслей.

Мог бы продолжить о структурных мерах, но назову несколько институциональных. Нужна реформа правоохранительных органов и снижение давления их на бизнес, потому что полиция часто вмешивается в бизнес. Нужно повысить качество работы судов, сократить количество контрольных функций государства и улучшить его эффективность. Борьба с коррупцией тоже нужна, она нужна на всех направлениях. Образование должно больше отвечать задачам сегодняшней экономики, потому что часто мы преподаем теорию, а на практике приходится учиться заново.

Нужно повышать пенсионный возраст. В России формально мужчина выходит на пенсию в 60 лет. Но если вы шахтер, летчик, работаете на химическом предприятии, то вы выходите раньше. Этот список большой, он остался еще со времен Советского Союза. Это означает, что половина тех, кто выходит на пенсию, идут по другому списку, выходят раньше. Поэтому среднеэффективный возраст выхода на пенсию на пять лет раньше. Мужчина в среднем в 55 лет начинает получать пенсию, дальше он идет работать и кроме зарплаты получает еще и пенсию. Но в России очень сложная будет демографическая ситуация. Количество людей в трудоспособном возрасте в ближайшие годы будет уменьшаться, и поэтому Пенсионного фонда не будет хватать для того чтобы платить такую пенсию. Не буду больше говорить на эту тему.

Нужно децентрализовать полномочия, и частично из центра передать полномочия регионам, сделать их более независимыми. Когда я собирался на эту лекцию, я еще не знал, какие будут результаты голосования в Шотландии, но все прошло очень хорошо, цивилизованно. Все должны учиться у Шотландии. То, что у вас сделано, увеличит независимость, полномочия, децентрализует.

Есть проблемы финансового рынка, которые тоже надо решать. Я не говорю про совершенствование политических институтов, это большая тема.

Сейчас к остальным вызовам добавилась проблема осложнения отношений России и Запада. Вы знаете, есть кризис отношений России и Украины. Россия присоединила полуостров Крым после референдума о самостоятельности. Запад считает, что это было неправильно, и ввел санкции. Они сегодня уменьшают наш экономический рост примерно на 1-1,5% ВВП. Поэтому с учетом тех проблем, которые я раньше назвал, и нынешних, наш экономический рост в ближайшие годы будет нулевым или в пределах 1%.

Вызовов стало больше. Надеюсь, политические решения будут найдены, но для этого потребуется два или три года. Думаю, Россия может вернуться к высоким темпам роста, потому что понятны направления.

Мне показывают, что время, я отвечу на ваши вопросы. Хочу воспользоваться тем, что я здесь, и поблагодарить тех, кто помог организовать мой приезд сюда. Прежде всего - Стивена Хиллера, сотрудников Центра Дашковой, а также очаровательную баронессу Смит, за то, что приложили столько усилий.

Вопрос из аудитории о сравнении прямых инвестиций в экономиках России и Китая, и о взаимоотношениях России и Запада.

Ответ. Сравнить Россию и Китай. Есть представление, что в Китае большие иностранные инвестиции, но главные инвестиции все-таки внутренние, как в России, так и в Китае. Инвестиции в Китае в среднем в лучшие годы доходили до 40% ВВП. А сколько из них было иностранных прямых? 4 или 4,5% ВВП. А в России инвестиции в этот период были где-то 21-22% ВВП, в хорошее время иностранные прямые достигали 3,5% ВВП. То есть это сопоставимые цифры.

Но у России другая модель экономики, более открытая, я говорил об этом. Китай медленно идет к открытию своей экономики. Да, Китай чуть-чуть лучше управлял ситуацией для иностранных инвестиций, но, как правило, это были особые зоны или отдельные отрасли, особые соглашения с государством. Как я сказал, в начале 90-х мы не смогли осуществлять такую "более постепенную" модель.

Поэтому сейчас нам нужно больше заниматься качеством управления, инвестиционным климатом, чтобы снова возвратить большие прямые инвестиции. После того, как мы отменили ограничения на движение капитала, у нас был приток капитала 80 миллиардов долларов в год. Из-за проблем и санкций у нас в этом году будет отток 120 миллиардов. Мы более открыты и больше подвержены такого рода волатильности.

Соглашусь, что участие в таких кризисах, как тот, который сейчас сложился с Украиной, это очень тяжело влияет на инвестиционный климат. Я не могу в полной мере сказать, в чем плюсы или минусы решений, которые были приняты по Крыму, и ответных мер по санкциям, это очень серьезная тема. Есть объективные обстоятельства, что Россия вынуждена была предпринимать определенные шаги в этом направлении, и они имеют высокую цену. Об этой проблеме трудно говорить в двух словах. С Запада это видится по-другому, чем в России, но эти вынужденные шаги один за другим привели к тому, что инвестиционный климат сильно ухудшился. Например, санкции по крупнейшим пяти российским банкам и крупным корпорациям, запрещающие заимствовать на Западе, создадут новые сложности в следующем году. В течение года этим банка и компаниям нужно вернуть западным банкам 120 миллиардов долларов. Это сохранит большой отток капитала, в следующем году он будет, наверное, около 80 миллиардов долларов.

Сейчас у нас приоритет политических решений, сейчас ищется политическое решение. Пока его нет, нам приходится сталкиваться с такими проблемами.

В части ответных санкций по продовольствию - они и для нас чувствительны, и для Запада. Но внутри России есть надежда, что мы теперь будем сами производить. Да, эффективность производства снизится, потому что в оборот будут вовлечены менее производительные земли и менее производительные технологии, и тем самым производить будем, но это будет дороже.

Надеюсь, после урегулирования политических вопросов мы перейдем полностью снова к выполнению стандартов ВТО и нормальным отношениям. Я часть времени возглавлял комиссию по вступлению России в ВТО, знаю, как мы договаривались по каждому пункту, и как это было сложно, очень жалко терять этот базис согласия и сотрудничества.

Вопрос о состоянии здравоохранения в России и нужны ли реформы в этой области.

Ответ. Нужна реформа здравоохранения. Это сложная тема. У нас низкая производительность этой системы. Кстати, в Советском Союзе была по-своему неплохая система, но сейчас она не годится, потому что она была полностью бесплатная для всех граждан, да еще по всем видам диагнозов. Это сегодня невозможно. А вот переход к новой системе происходит, но очень медленно.

В 2006 году Владимир Путин запустил национальный проект улучшения здравоохранения, но больше он вылился в увеличение количества оборудования, создание центров высокоэффективной помощи. При этом организация самого здравоохранения осталась слабой, мотивация врачей – слабой. Сегодня любой русский скажет, что нас не устраивает качество здравоохранения. Нужно использовать лучшие практики, учиться больше, как сделать лучше. Лучше не как в США. Мы сначала посмотрим чем там закончится реформа Обамы.

Вопрос: Вы сказали, что отток капитала в этом году составит 120 миллиардов долларов. И в последнюю пару дней были слухи о том, что Центральный банк обсуждает меры по ограничению движения капитала. На какие меры по ограничению движения капитала в данной ситуации в теории может пойти Центральный банк России?

Ответ. Да, вчера на рынке такие слухи повлияли на ослабление рубля, потому что они чувствительные. Россия жила в условиях ограничения капитала. Я видел, как это происходит. Поэтому теоретически это возможно. Например, в период кризиса впервые МВФ сказал, что ограничение движения капитала для развивающихся рынков – это вполне допустимо, хотя до этого он никогда это не признавал, говорил, что надо двигаться к отмене ограничений.

Когда совмещаются фундаментальные нерешенные проблемы, и они не решаются, плюс внешнеполитические ограничения, санкции, очень трудно сохранять свободное движение капитала, потому что это высокая степень свободы и рыночного регулирования. Если остальные институты не работают, то один институт держать в таком состоянии очень тяжело. Теоретически это возможно, но я знаю, что и ЦБ, и Минфин очень не хотели бы, чтобы к этому пришлось вернуться, уверен, они будут держаться до конца.

Вопрос о коррупции в России.

Ответ. Коррупция в России высокая, есть случаи слияния государственных органов и бизнеса. Это проблема. И она не решается только одной мерой, или только честными судьями, или только честными полицейскими. Это должна быть система институтов контроля, сдерживания, в том числе политических институтов. Должна быть политическая конкуренция, которая выявляет, создает дискуссию вокруг сложных, проблемных точек. Должна быть свободная пресса.

Дальше это вопрос правильных, взвешенных процедур. Например, руководители, лидеры стран должны следовать тем стратегиям, тем программам, правилам, которые установлены. Потому что если мы приняли программу, но через некоторое время сделали много исключений, то тогда и эти правила не работают. У нас пока так. Здесь есть резервы, и понятно, какими мерами нужно бороться: политические институты, свобода слова, четкая система правил управления, полномочия и ответственность правительства. Ну, и контрольные органы, которые обязаны следить - суды, правоохранительные органы.

Вопрос о повышении пенсионного возраста в России.

Ответ. Мое предложение, которое я никогда не стеснялся озвучивать, о том, что в России нужно повышать пенсионный возраст. Сейчас он для мужчин 60 лет, для женщин - 55. Думаю, нужно и для мужчин, и для женщин установить 63 года, это было бы хорошо. Но это же не сейчас, одномоментно, делается, для этого нужен переходный период. Льготные списки с ранним уходом, их нужно полностью инвентаризировать, проверить. Бизнес сам должен платить за уход на досрочную пенсию, если это связано с высокими издержками и рисками.

Во всех странах пенсия не обеспечивается только государством, это невозможно. Например, в развитых странах, не помню, как в Великобритании, но примерно близко к тому, что пенсия – 70% от зарплаты, которая была при выходе на пенсию. Но она включает государственную часть и свою добровольную, которую вы накопили. Международная организация труда учитывает в пенсии ту часть добровольной пенсии, которая охватывает бо́льшую часть населения, как уже достигнутый стандарт. В развитых странах она охватывает большинство населения. Высокий уровень пенсий связан как с государственной, так и с добровольной частями.

Вопрос о реформах в России, необходимых для ускорения экономического роста.

Ответ. Когда мы вернемся к 7% роста? Для этого нужны реальные реформы, но это тяжело, и нынешний кабинет не готов к ним. Через два года парламентские выборы, а потом еще через два года - президентские. Боюсь, сейчас мы имеем плохие политические условия для таких реформ. Поэтому я пессимист, думаю, эти четыре года мы потеряем для реформ. Даже если санкции уйдут, то наш потенциал роста – 2,5%.

Но я знаю Путина, и у меня всегда есть надежда, что он, как человек прагматичный, изменит эту ситуацию. Будем надеяться.

Спасибо!